Самое тяжкое бремя сокрушает нас, мы гнёмся под ним, оно придавливает нас к земле. Но … женщина мечтает быть придавленной тяжестью мужского тела. Стало быть, самое тяжкое бремя суть одновременно и образ самого сочного наполнения жизни.
Он злился на себя, но потом вдруг его осенило, что не знать, чего он хочет, по сути, вполне естественно.
…Жизнь, которая исчезает однажды и навсегда, жизнь, которая не повторяется, подобна тени, она без веса, она мертва наперёд и как бы ни была она страшна, прекрасна или возвышенна, этот ужас, возвышенность или красота ровно ничего не значат.
Нам не дано знать, чего мы должны хотеть, ибо проживаем одну-единственную жизнь и не можем ни сравнить её со своими предыдущими жизнями, ни исправить её в жизнях последующих.
Нет никакой возможности проверить, какое решение лучше, ибо нет никакого сравнения. Мы проживаем все разом, впервые и без подготовки. Как если бы актер играл свою роль в спектакле без всякой репетиции. Но чего стоит жизнь, если первая же её репетиция есть уже сама жизнь? Вот почему жизнь всегда подобна наброску. Но и «набросок» не точное слово, поскольку набросок всегда начертание чего-то, подготовка к той или иной картине, тогда как набросок, каким является наша жизнь, — набросок к ничему, начертание, так и не воплощённое в картину.
Любой школьник на уроках физики может поставить опыт, чтобы убедиться в правильности той или иной научной гипотезы. Но человек, проживающий одну-единственную жизнь, лишён возможности проверить гипотезу опытным путём, и ему не дано узнать, должен был он или не должен был подчиниться своему чувству.
В этом мире всё наперед прощено и, стало быть, всё цинично дозволено.
Мы все не допускаем даже мысли, что любовь нашей жизни может быть чем-то легким, лишённым всякого веса; мы полагаем, что наша любовь — именно то, что должно было быть; что без неё наша жизнь не была бы нашей жизнью.
Тот, кто постоянно устремлен «куда-то выше», должен считаться с тем, что однажды у него закружится голова.
Мы могли бы назвать головокружение опьянением слабостью. Человек осознает свою слабость и старается не противиться, а, напротив, поддаться ей. Опьянённый своей слабостью, он хочет быть ещё слабее, он хочет упасть посреди площади, передо всеми, хочет быть внизу и ещё ниже, чем внизу.
Он любит меня? Любил ли он кого-нибудь больше меня? Он больше меня любит, чем я его? Возможно, все эти вопросы, которые обращают к любви, изменяют её, изучают, проверяют, допытывают, чуть ли не в зачатке и убивают её. Возможно, мы не способны любить именно потому, что жаждем быть любимыми, то есть хотим чего-то (любви) от другого, вместо того чтобы отдавать ему себя без всякой корысти, довольствуясь лишь его присутствием.
Такой бывает минута, когда рождается любовь: женщина не может устоять перед голосом, который вызывает наружу её испуганную душу; мужчина не может устоять перед женщиной, чья душа чутко откликается на его голос.
Комментариев нет:
Отправить комментарий